Я всё думал, что он нарочно. И сказал:
— Ха-ха-ха! Вы его не будете есть.
Дядя Опанас сказал:
— А вот и буду.
И отдал бабушке вожжи. А потом говорит:
— А ну, пойдём со мной! Увидишь, как я буду есть.
Снял меня на землю, и мы пошли по дороге. Прямо к этой соломе. Только я не мог идти. Потому что из земли тоже росла солома. И она сострижена и стоит торчком. Как щётка. Она мне заколола ногу, потому что я был босиком.
И я закричал:
— Ай, ай!
И сел на землю. И стал плакать. А дядя Опанас взял меня на руки и понёс. Прямо к этой соломе. А эта солома лежала горкой. Дядя Опанас сказал, что это — копна и что он сейчас будет есть. Дядя Опанас поставил меня на землю так, чтобы меня не кололо. Потом он потянул одну соломинку. А там на конце вдруг толсто. И всё волосики, волосики.
И дядя Опанас сказал:
— Ось колос, а в нём зерно.
И он пальцами стал вынимать из колоса зёрнышки. Они круглые и немножко длинные.
Дядя Опанас их набрал в руку, а потом сказал:
— Видал?
Я говорю:
— Видал.
Потом дядя Опанас сказал:
— А теперь съем.
Он взял и с руки высыпал себе в рот все зернышки. И стал есть зубами. А потом сказал:
— Вот и съел? Видал?
Я сказал:
— Я тоже хочу.
Дядя Опанас вытянул ещё соломину, и на ней тоже был колос. Он мне дал.
А потом вдруг говорит:
— А кони наши где?
И схватил меня. И понёс бегом. Мы побежали по полю. А на поле всё стояли эти копны из соломы. А там на каждой соломине — колос, а в колосе — зёрна. И их можно есть.
Дядя Опанас поставил меня на дорогу. Там пыль и очень мягко. И мы побежали догонять бабушку. А бабушка не ехала, а стояла, потому что она остановила лошадей. Потом мы все сели и поехали. И я бабушке показывал, какой колос. Я тоже вынимал из него зёрна, как дядя Опанас. Я их тоже стал есть. Они твёрдые, и их надо раскусывать. А потом зубами тереть. Бабушка сказала, что их всегда на мельнице трут. Их до того трут, что они делаются совсем как порошок. И это мука. А потом муку вместе с водой перемешивают, и это тесто. Из него налепят караваев и положат в печку. И выйдет хлеб. А я сказал, что всё равно это хлеб, потому что можно и так есть, только очень долго. И я все зёрна съел. Их было очень много в колосе.
Мы ехали, ехали, и вдруг я закричал:
— Паровоз! Паровоз! Вон поезд идёт! И товарный вагон!
А бабушка и дядя Опанас стали говорить:
— Где, где?
Я им показал где. Бабушка засмеялась, а дядя Опанас сказал:
— А что ж твой поезд стоит?
А там стоял паровоз. Только у него высокая труба. А сам он очень маленький. А вагон очень большой. Прямо как дом. Дядя Опанас тоже стал смеяться.
И они стали вместе с бабушкой говорить:
— Что же он никуда не едет, твой паровоз?
А потом бабушка сказала, что это молотилка.
Я рассердился, что они смеются, и сказал:
— Я знаю: колотилка.
Дядя Опанас ещё больше стал смеяться. И сказал:
— Как тебя в неё вкинуть, так она тебя хорошо поколотит. Вон, смотри, как туда хлеб кидают.
Мы совсем близко подъехали, и я увидел, что там много людей и они туда кидают. Это они в молотилку кидали такой хлеб, как мы с дядей Опанасом видели. А молотилка эта — как вагон большой. В неё кидают хлеб, и его там так колотит, в этой молотилке, что из него все зёрнышки выпадают. Изо всех колосьев. В этой молотилке в середине такая машина устроена, чтоб выколачивать зёрнышки. Только эта машина сама крутиться не может, её крутить надо. И её не люди крутят, а тот паровозик.
Дядя Опанас сказал, что этот паровозик сам никуда не ходит.
А он только молотилку крутит. И его называют не паровоз, а локомобиль.
Я сначала не мог сказать «локомобиль», а потом мог.
Потому что я всё говорил:
— Локомобиль, локомобиль.
Бабушка сказала мне:
— Перестань!
А я сказал, что я есть хочу. Дядя Опанас сказал, что он тоже хочет есть. Только он яблоко будет есть. Потому что мы скоро приедем. Я тоже сказал, что я буду только яблоко есть. Дядя Опанас вынул яблоко из кармана.
Он пустил вожжи и захватил руками яблоко крепко-крепко. А оно — крак!.. — и поломалось. И он дал мне половинку. А бабушке дал целое. Бабушка сказала «спасибо» и сказала, что не хочет.
А вдруг дядя Опанас говорит:
— Ой, кто-то нам навстречу на коне скачет! Ой, как быстро!
Дядя Опанас поехал совсем в сторону и совсем даже лошадей остановил. Потом встал на ноги и стал смотреть. Я тоже встал и тоже смотрел. Там верхом на лошади дядя. И лошадь бежала изо всей силы. А потом мы видим, что это не дядя, а мальчик.
Дядя Опанас стал кричать:
— Гей! Гей! Что случилось?
А мальчик вдруг стал лошадь останавливать. И начал говорить очень скоро.
Я не знал, про что он говорит, потому что по-украински.
Дядя Опанас вдруг крикнул:
— Петька утоп?! Вытащили? Неживой? Гони за фершалом!
Бабушка тоже встала на ноги. И закричала:
— Опанас! Скорей, скорей едем!
Мы сели, и дядя Опанас как погнал лошадей, так я испугался, потому что думал, что тележка упадёт набок. А потом — что я упаду. И я держался со всей силой за бабушку. А мы ехали вниз, и внизу была вода. Около воды стояли люди, и ещё стояла тележка. Мы прямо туда ехали. Мы совсем подъехали и стали.